fandom Tarantino & Co 2013

[fandom Tarantino & Co 2014]

Фандом Tarantino & Co приглашает для участия в Фандомной Битве на свою плантацию литературных рабов, многоруких артеров и просто людей, умеющих хорошо стрелять провести время в команде. Наш фандом основан на творчестве режиссёров Квентина Тарантино и Роберга Родригеса.

P.S. у нас много заявок по "Бесславным ублюдкам"

@темы: Срочное сообщение из штаба

---

[снова марронье]

Автор: марронье
Название: Циники
Персонажи: Арчи Хикокс, Ханс Ланда
Жанр: джен, возможно пре-слэш
Рейтинг: G
Предупреждение: смерть персонажа.
Саммари: AU и пост-канон - Арчи Хикокс выживает перестрелку в кабаке и оказывается вместо Альдо Рэйна на переговорах с Ландой по поводу взрыва кинотеатра. После убийства Гитлера Ланда получает политическое убежище в Англии и документы на чужое имя, а Арчи не упоминают в СМИ как героя войны. Арчи делает короткие заметки о послевоенной жизни в своём дневнике.
Дисклеймер: название принадлежит Мариенгофу, вселенная принадлежит Тарантино, текст не претендует ни на какую художественную ценность.

1.
Должен признать: Ханс Ланда - куда в большей степени англичанин, чем я сам. Наше национальное лицемерие, наш национальный эгоизм, которые я вот уже как лет тридцать безуспешно культивирую в себе, - неотъемлемая часть его натуры.

2.
- А знаете, Арчи, - говорит он, - всё же, я ещё никак не могу привыкнуть к своему новому имени в новом паспорте. Сэр Брэндон Морланд Честенхэм-Ли. На мой взгляд, звучит просто ужасно.
- А что вам ещё остаётся, Ханс? - спрашиваю я, - привыкайте.
- Действительно, - бывший полковник вздыхает, так сокрушённо, что я даже невольно ловлю себя на том, что немного сочувствую, и тут же добавляет, хитро склонив голову, - налейте мне чаю, будьте добры.
Я отвечаю ему, я не хочу быть к вам добрым, Ханс, вы душегуб и нацист, но ставлю перед ним дымящуюся чашку на белом блюдце и сахарницу. Ложечку для сахара я не даю нарочно, из своих антинацистских взглядов.
- Я оппортунист, - Ланда делает глоток несладкого чая, - если бы у них была своя политическая партия, которой в любое время и с любым дураком у власти гарантировались бы все возможные права и блага в обмен на лояльность, я бы вступил. Но такой партии нет, и приходится действовать по ситуации.
- Очаровательно, - только и говорю я.
- А что бы вы сделали на моём месте? - насмешливо щурится Ханс.

3.
Годовщина конца войны: каменные львы на Трафальгарской площади все увиты синим, красным и белыми лентами, с улиц, из окон, из чьих-то старых радиоприёмников доносятся военные марши. Ветер, чахлое солнце. Ветер треплет полы моего пальто, бьёт в лицо, так и хочет сорвать с меня шляпу и понести её по всему Лондону.
- Поразительно, - Ханс надевает перчатки.
- Что же вас так поразило? - спрашиваю я.
- Тысяча лет военных преступлений, - перчатки у него замечательного качества, из тонкой телячьей кожи под цвет кофе с молоком, - и как же вы научились их праздновать.
- Вспомните Гитлера, - я пожимаю плечами, как будто меня не задели его слова, - Германией двенадцать лет правило чудовище, чёрт вас возьми, Ланда. И после этого вы...
- О Господи, - говорит Ханс, - Арчи, друг мой, стали бы вы тратить свои силы на то, чтобы убедить умалишённого в аморальности и чудовищности слюней, которые он пускает, глупостей, которые он говорит, и вони, которую источает его тело.
- И тем не менее, в вашей стране умалишённый оказался у власти.
- Это печально, - нехотя признаёт Ханс.
- Вот видите.
- И в то же время, - задумчиво говорит он, - не менее печально дела обстоят в стране, где у власти военный преступник Уинстон Черчилль.
Я давлюсь собственным возмущением.
- Арчи, - продолжает Ханс, - я ведь видел его. Взгляните на его руки: это руки мюнхенского булочника. С такими руками вряд ли вообще стоит жить на свете, особенно, если к ним прилагаются злобные бульдожьи глазки.
Ветер и кровь бьют мне в лицо, приливают к щекам. Я до боли кусаю губы.
- Арчи?
Молчу, как обиженный подросток.
- Арчи, я пошутил. Становится холодно, пойдёмте куда-нибудь пить кофе. А что касается Черчилля - так в бесчестности его вы убедились сами, и если бы он был другим, вы бы давно выступали на военных парадах или пили на брудершафт с фельдмаршалом Монтгомери.

4.
В квартире, которую выдало Ланде наше командование, всегда беспорядок.
Из вазы на затёртом журнальном столике расцветает душистым сиреневым облаком букет пармских фиалок, как будто здесь живёт элегантная дама, а не бывший нацистский полковник, и на дворе двадцать шестой или двадцать пятый год, когда купить, да что там, найти где-либо пармские фиалки не было такой невыполнимой задачей.
Рядом рассыпан табак для трубки. Нескладной стопкой высятся чистые листы бумаги - Ханс говорит, что всё подумывает начать писать мемуары, но не находит ни времени, ни желания сесть за работу. Старые журналы везде: на диване, на полу, на полках. Неразрезанные книги - Геродот и Овидий, Достоевский и Кьеркегор.
- А жалкий вы человек по Кьеркегору, Ханс, - говорю я.
- Вы знаете, Арчи, я читаю его на для того, чтобы разобраться в себе, и даже не для того, чтобы думать о собственной жалкости,
- А для чего тогда его есть смысл читать?
- Для развлечения, хотя бы, - отмахивается Ханс.

5.
Вчера он купил себе два твидовых пальто - светло-серое и тёмно-серое. И одно буклированное, по последней моде.
Красивая одежда, считает Ханс, последняя из маленьких радостей, оставшихся на долю жителя послевоенного двадцатого века.
То же самое он говорит и про табак.
И про выпивку.
И даже про пармские фиалки.
Ханс, отвечаю я, ваши маленькие радости слишком дорого стоят даже в сравнении с нашей с вами совместной военной пенсией.
Он закатывает глаза.
- Вы так говорите, Арчи, словно вы - моя строгая и рачительная английская супруга. Совместная военная пенсия. Звучит так трогательно, почти как семейный бюджет.
- Я всего лишь пытаюсь спустить вас с небес, на которых вы почему-то пребываете постоянно, на землю, Ханс. У вас больше нет счёта в Швейцарии и особых полномочий Охотника на Евреев. Опомнитесь уже.
- О, это звучит просто очаровательно, английский вы мой супруг.
- Почему вы так меня называете?
- Потому, что с того момента, когда мы с вами оказались ненужными страницами всемирной истории и ненужным дополнением к рассказам об операции "Кино", и с того момента, когда эти страницы решили вырвать, мы обречены быть вместе. Я считаю вас товарищем по несчастью, друг мой. Простите меня за пошлость.
- Да уж, ну и пошлости вы несёте, Ханс.
- И раз уж на то пошло, - не унимается он, - днём нашего с вами обручения можно считать тот самый договор: я сжигаю кинотеатр и заканчиваю войну, вы соглашаетесь для того, чтобы кто-то другой вместо вас почивал на лаврах.

5.
Ханс заставляет меня ехать в кофейню на другой конец Лондона только потому, что там, по его мнению, делают "самый съедобный яблочный штрудель в этом мерзком городе, хотя даже в Maxims штрудель был лучше".
Ханс заставляет меня отложить всю статью, которую я должен написать в "Современное Кино" ещё на один день, отказаться от воскресного покера, да что там, провести воскресный вечер почти полностью трезвым, продрогнуть до костей и перепачкать брюки грязью, добираясь, ради кусочка теста и печёных яблок да горки сливок на тарелке из фальшивого фарфора.
Я почти готов ненавидеть Ланду.

6.
Пришла телеграмма из Манчестера. Умер дядя Фрэнк. Ханс говорит, что ничуть не соболезнует.

7.
Вернувшись из Манчестера с похорон дяди Фрэнка, я неделю не звоню Хансу - то ли не хочу, то ли забываю за тем количеством работы, которое тут же наваливается на меня. Журналистика по сути своей похожа на пожар в сумасшедшем доме.
Ещё неделю спустя Ланда звонит мне сам.
- У нас с вами, Хикокс, есть одна большая проблема, - говорит мне Ханс, прогуливаясь по садам Принца-Регента, - мы никому не нужны.
- У меня есть тётка и даже кузина, - зачем-то говорю я.
- Они были бы счастливы видеть вас раз в год, но не чаще.
- И это тоже правда, - приходится признать мне.
Жизнь, кажется, стала совсем скучна, жалуется Ханс.
- Развратничайте, - советую ему.
- Вряд ли я найду кого-нибудь лучше фройлян Фон Хаммерсмарк, а она, увы, мертва.
- Вы её сами задушили, Ханс.
- Это не так важно.
- Заведите себе собаку.
- Собака? Неужели вы думаете, что собака, маленькая или большая, но с большим пушистым хвостом, острой мордочкой и умными глазами - всё, что мне нужно для счастья? - зло смеётся он, - Вы, должно быть, издеваетесь, Арчи.
- Проигрывайте свою пенсию в казино.
- Пробовал, не понравилось.
- Женитесь.
- Хикокс, вы, кажется, писали книги? Вот и пишите дальше, а советы давать у вас выходит отвратительно.
Я замолкаю.
- Мы разлагаемся, - изрекает Ханс в пахнущий цветущей вишней, дымом и сточными канавами лондонский воздух.

8.
Весёлый и пьяный, Ханс сообщает мне:
- Арчи, я стреляюсь.
Что ж, говорю я, стреляйтесь, почему-то искренне надеясь, что он это не всерьёз.

9.
Ханс застрелился.
А в Лондоне будто по-прежнему что-то происходит.

@темы: Джен, персонаж: Ханс Ланда, персонаж: Арчи Хикокс, пейринг: другое, Фанфикшен

---

[~Anteya~]

Еще немного "юмора".
Наткнулась случайно на ДА.

Как всегда ни на что не претендую, все авторам и Тарантино.

@темы: Юмор

---

[снова марронье]

С днём святого валентина, дорогие аноны и сообщники.
Мы, как и обещали, закончили фест ровно четырнадцатого февраля. Выполнена ровно половина - шесть заявок из двенадцати. Тем не менее, вы можете написать по ним что-то уже вне сроков проведения феста, всё, как хотите.))

В этом треде можно будет раскрыть анонимность.)

Выполненные заявки:

5. Ханс Ланда/Шошанна Дрейфус, "Вы не умеете стрелять?"

8. Вики/fem!Хикокс. R. романс, до перестрелки

3. Хуго Штиглиц/Арчи Хикокс, PG-15\R, невидимые шрамы

12. Дитер Хельштром/Бриджет фон Хаммерсмарк, R, NC-17 - они единственные, кто выжил в подвале, Дитер ведёт допрос Бриджет

10. Арчи Хикокс/Бриджет фон Хаммерсмарк, AU, рейтинг на усмотрение автора, angst!, очень несчастливая совместная жизнь после окончания войны. - NEW!

4. Дитер Хельштром/Фредерик Цоллер, R, "Я не знаю, что это за чувство, но это точно не любовь" - NEW!

Невыполненные заявки:
1. Хуго Штиглиц/Донни Донновитц, R, "- Я думал, что ненавижу немцев". "- А я по-прежнему ненавижу твой бейсбол"

2. Арчи Хикокс/Генерал Эд Фенек, PG-13, "Я знал вашего отца, лейтенант"

6. Дитер Хельштром/Хуго Штиглиц. R. AU, обыгрывание флешбека с плетью.

7. Альдо/Ланда, рейтинг на усмотрение автора, "Это все, конечно, было неплохо, но что мы будем делать дальше?"

9. Альдо/кто-нибудь из Ублюдков, преканон: эпизод, объясняющий шрам на шее; рейтинг лучше только за кровь, "Паршивые у вас верёвки, ребята, говорил же - паршивые!"

11. Викки/Хикокс, прямо перед встречей в кабаке, после точащего нож Штиглица и огрызающегося Альдо, рейтинг, не ПВП, "Не обращайте на них внимания, лейтенант. Они просто на взводе."

запись создана: 14.02.2011 в 22:01

@темы: Срочное сообщение из штаба

---

В продолжение предыдущего поста....

[~Anteya~]

@темы: Юмор

---

Продолжаю радовать народ.

[снова марронье]

@темы: Юмор, Пикспам

---

Радую народ пикспамом с тумблера.

[снова марронье]

Пгастите, не удержалась. Потрясающие фотожабы.

@темы: Коллажи, Юмор, Пикспам

---

Что мы имеем.

[снова марронье]

апд: есть предложение закрыть фест ровно 14 февраля.

Аноны, не ленимся! Выполняем заявки!

Мы имеем двенадцать заявок, все - одна интересней другой, и я не знаю, как у остальных, но у меня глаза разбегаются, с чего бы начать. Одна и та же заявка может быть выполнена дважды или трижды разными авторами, так что если кто-то уже исполнил хорошую заявку раньше вас, аноны, не волнуйтесь.

Выполненные заявки:

5. Ханс Ланда/Шошанна Дрейфус, "Вы не умеете стрелять?"

8. Вики/fem!Хикокс. R. романс, до перестрелки

3. Хуго Штиглиц/Арчи Хикокс, PG-15\R, невидимые шрамы

12. Дитер Хельштром/Бриджет фон Хаммерсмарк, R, NC-17 - они единственные, кто выжил в подвале, Дитер ведёт допрос Бриджет

10. Арчи Хикокс/Бриджет фон Хаммерсмарк, AU, рейтинг на усмотрение автора, angst!, очень несчастливая совместная жизнь после окончания войны. - NEW!

4. Дитер Хельштром/Фредерик Цоллер, R, "Я не знаю, что это за чувство, но это точно не любовь" - NEW!

Невыполненные заявки:
1. Хуго Штиглиц/Донни Донновитц, R, "- Я думал, что ненавижу немцев". "- А я по-прежнему ненавижу твой бейсбол"

2. Арчи Хикокс/Генерал Эд Фенек, PG-13, "Я знал вашего отца, лейтенант"

6. Дитер Хельштром/Хуго Штиглиц. R. AU, обыгрывание флешбека с плетью.

7. Альдо/Ланда, рейтинг на усмотрение автора, "Это все, конечно, было неплохо, но что мы будем делать дальше?"

9. Альдо/кто-нибудь из Ублюдков, преканон: эпизод, объясняющий шрам на шее; рейтинг лучше только за кровь, "Паршивые у вас верёвки, ребята, говорил же - паршивые!"

11. Викки/Хикокс, прямо перед встречей в кабаке, после точащего нож Штиглица и огрызающегося Альдо, рейтинг, не ПВП, "Не обращайте на них внимания, лейтенант. Они просто на взводе."

запись создана: 14.12.2010 в 09:47

Вопрос: Как поступим с фестом?

1. Дождёмся выполнения ещё одной заявки и закроем.		3	(16.67%)
2. Подержим открытым подольше.		15	(83.33%)
Всего:		18

@темы: Организационное, Фанфикшен

---

[Злобный зеленый еж]

Автор: Злобный зеленый еж
Фандом: "Бесславные Ублюдки"
Название: Без названия
Пейринг: Ханс Ланда/Бриджет фон Хаммерсмарк
Рейтинг: R
Дисклаймер: не обладаю, не претендую

Многие любят играть – кто в карты, кто в кино или на сцене, а кто еще как-нибудь. Ханс Ланда играл в жизнь.
Дети играют с куклами, Ханс играл с людьми – и пока что ему это неизменно удавалось на отлично.

Люди, как выяснилось, были совсем не против, стоило лишь найти подход – а он был к каждому свой, и для каждой игрушки у Ханса имелся определенный ключик.
Его жизнь была идеальным временем для игры – быстрая смена событий, действие получалось азартным и захватывающим, ни секунды не оставаясь на месте.
В самом начале ему чаще приходилось принимать чужие правила – это было чем-то должным и обязательным. По мере своих побед Ханс обретал возможность диктовать правила собственные, и это придавало игре совершенно новый вкус.

Ханс выигрывал постоянно – жизнь порой строила ему козни, однако он с невероятным искусством выбирался из них, подкапывал преграды и вновь оказывался на высоте.
Он выиграл высокий пост, перспективы и власть.

Игра обучила многому, сделала его отличным психологом и заставила научиться видеть людей насквозь. Ханс постепенно приобретал те качества, которые требовались для успешного завершения каждой из игр – гибкость, умение обаять собеседника, внушить страх, запутать и обезоружить человека, дав понять, что Хансу о нем известно все – и уметь делать это с безобидной, почти наивной улыбкой на лице.
Острым же умом и вниманием к окружающему миру его наделила природа.

Ранее Ланда удивлялся, почему никто другой из окружающих его не практикует подобной игры. С возрастом он понял, что большинство людей воспринимают жизнь чересчур серьезно. Каждый уверен, что его существование – это нечто особенное. Ханс пока не встречал ни одного, кто, считая так, не обманывал бы самого себя.

Ханс Ланда не был человеконенавистником, напротив – он относился к людям с почти нежной снисходительностью, с иронией творца. Когда он был моложе, это едва не вскружило ему голову настолько, что он стал недооценивать противника. Ему удалось образумить себя, и этот опыт в дальнейшем был его помощником всю жизнь. К тому же, в его характере были не легкие победы, но блестяще продуманные стратегии – их можно было назвать, пожалуй, произведениями искусства. Их Ланда коллекционировал, надежно вклеивая в память, и порой перебирал, вспоминая.

Некоторые из них, однако, не имели со стратегиями ничего общего – но те не менее, доставляли массу удовольствия.

Как почти всякого профессионала, Ханса раздражали люди, которые вступали в игру, но при этом действовали так неумело, что проваливались на первом же препятствии. Взять, к примеру, эту девочку, Шошанну – ту, которая когда-то, по счастливой случайности не словив ни одну из пуль его солдат, сбежала с французской фермы. Ханс мог бы оборвать игру тогда, но он решил дать девчонке шанс. Она его не оправдала, выдала себя с головой, глупая. Ее страх, тогда, в кафе – животный, тошнотворный – рассказал о ней все, лучше, чем сделали бы это все доказательства и расследования Ханса. Как дернулись ее губы, когда Ханс, бросив «Даме – молоко», на долю секунды пристально глянул ей в глаза. Она поняла. Поняла и не сумела сделать хорошую мину при плохой игре. Замок ее легенды оказался выстроенным на песке и развалился в считанные секунды – на Ханса вновь смотрела та перепуганная насмерть девчонка с фермы, спрятавшаяся на время под уверенной холодной маской мадемуазель Мимье.

Совсем иное – не лучшее, иное – впечатление вначале произвела на него Бриджет фон Хаммерсмарк. Эта дама, которую за глаза почти все называли шлюхой – и, пожалуй, были правы, тоже любила играть. Она выбрала для себя профессию актрисы – Ханс не назвал бы ее хорошей или плохой, скорее, пресной, средней. Роли она исполняла старательно – пожалуй, даже слишком, но не умела в них вживаться. Тем не менее, Бриджет, кажется, считала себя весьма талантливой и решила переносить свое искусство на реальную жизнь – в жизни получалось еще хуже, чем на экране, но остановиться Бриджет не могла, а может, не хотела. Встретившись с ней в общей компании, Ханс испытал раздражение со смесью легкого отвращения и жалости. Бриджет же, кажется, напротив, он понравился. Ханс побрезговал бы ею, останься он тогда трезв, но расслабился и пропустил границу между еще рассудком и уже инстинктами, ему было скучно, а эта женщина показалась пусть и легкой, но вполне подходящей игрушкой. Бриджет заливисто смеялась, потягивала из бокала вино и медленно курила – должно быть, считала, что это придает ей изящества. Ханс замечал, как смотрели на нее другие офицеры, и понимал, что они полностью разделяют его мнение о ней.
Играем? Играем.
Бриджет стонала громко, изгибалась под ним, от нее пряно пахло вином и какими-то духами – Хансу они казались отвратительными – закатывала глаза и царапала ему спину. Все ее действия отдавали той же дешевой шлюховатостью, что и обычное поведение, здесь она лишь получила возможность раскрыть себя.
На следующий день Ханс понял, что предпочел бы записать все, что произошло, в «давно и неправда» и отправить в самый дальний уголок собственной памяти. Воспоминания неизбежно вызывали ощущение почти физической дурноты. Игра с Бриджет – даже не игра, так, непонятно что – оставила после себя неприятный, пусть и быстро исчезнувший осадок.

Через некоторое время судьба вновь завела его в то кафе – там произошла знатная резня, и Хансу пришлось разбираться в причинах.
Когда он находит аккуратную модную туфельку под одним из столов, он почти уже знает.
Когда находит небрежно исписанную салфетку – знает уже окончательно.
Бриджет фон Хаммерсмарк оказалась лучшей актрисой, чем он думал, что ж, похвально, думает он, никто и не заподозрил, точнее, не заподозрил бы ничего. Ханс просто вынужден принять вызов и свести игру к финальному счету.

В темной комнате кинотеатра он смотрит на Бриджет, не отрываясь, с его губ до последнего момента не сходит почти доброжелательная улыбка. Он предоставляет ей возможность все понять самой, проследить свою ошибку от начала до конца. На лице у нее такое выражение… очень знакомое, память моментально подбрасывает Хансу картинку из прошлого – испуганная миловидная блондинка напротив него – только здесь страх Бриджет ощущается еще более явственно, более остро. Она, однако, еще на что-то надеется. Даже сейчас пытается сыграть.
-Что будет теперь, полковник?
Она не оставляет Хансу выбора. Он хватает ее за горло – быстро, она даже понять не успевает ничего; она вырывается, царапает ему лицо и пытается разжать переплетение пальцев на собственной шее, ее волосы, залитые лаком в изящной прическе, рассыпаются, падая на багровое лицо, выражающее всю гамму чувств и эмоций предсмертной агонии. Ею уже движут только инстинкт самосохранения, слабеющий с каждой секундой, и животный ужас в широко распахнутых глазах. Бриджет фон Хаммерсмарк раскрывается перед Хансом настоящей, впервые в жизни она перестает играть, и естественность агонии ей вполне к лицу. Естественность – цена ее жизни, которую Ханс сейчас выжимает из ее горла вместе со сдавленным кашлем и струйкой крови в уголке рта. Он чувствует неизъяснимое удовольствие, сдавливая ее шею, и, когда Бриджет перестает вырываться, глаза ее закатываются, а руки безвольно падают вдоль тела, Ханс ощущает головокружительное чувство блестящего выигрыша. Игра с Бриджет не окончилась тогда, в тесной парижской квартире, она продолжала идти, и некоторое время ее вела сама Бриджет.
Пожалуй, это была единственная стоящая роль, выпавшая на ее долю.
Плохие актеры умеют эффектно умирать.

@темы: Гет, персонаж: Ханс Ланда, персонаж: Бриджет фон Хаммерсмарк, R

---

[снова марронье]

Автор: марронье
Фэндом: "Бесславные Ублюдки"
Название: "Дым без огня"
Пейринг: Ханс Ланда/Шошанна Дрейфус
Рейтинг: PG-13 на границе с R
Саммари: о том, что дом у человека - там, где его ждут, и дверь в этот дом закрыть очень легко.
Дисклеймер: к сожалению, не моё.

Шошанна стоит у окна, почти одетая, тонкая, маленькая.
Ханс спрашивает её:
- Ты о чём-то задумалась?
Она качает головой, нет, просто устала, нет, просто не спала всю ночь.
Шошанна действительно не спит ночами в последнее время, разве что, пару часов под утро, пока тележка молочника Потье не проедет под её окном, гремя пустыми бутылками, и пока не настанет время клеить новые афиши и выставлять новые буквы на вывесках кинотеатра Le Gamaar.
Однажды она не дала этому кинотеатру прогореть. Теперь - сожжёт, и странно, если полковник Ланда не догадывается об этом, хотя и не должен догадываться.
Сегодня он приглашает её на свидание. Это не выглядит как что-то серьёзное, и приглашает полковник совсем не так настойчиво, как Цоллер: он не заманивает, не обещает и не настаивает - скорее, предлагает.
Предложение запечатано в маленький жёлтый конверт, и с утра, когда Шошанна завтракает в кофейне на одной из тех улочек, что совсем недалеко о Сен-Оноре, этот конверт приносит ей адъютант Ханса Ланды.
Предложение - такое же маленькое и жёлтое, а почерк полковника - размашистый, чуть небрежный.
На некоторые предложения никогда не отвечают отказом.
В восемь часов вечера к Le Gamaar подъезжает большая машина, чёрная и блестящая, немецкая. В половину девятого Шошанна ждёт на Рю де Фобур-Сент-Оноре, у дома, который покойная мадам Мимьё помнила, как ателье Жанны Ланвен. Ателье Жанны Ланвен уже давно закрыто - оно закрылось с началом оккупации.
Минутой позже она вздрагивает и оборачивается, когда слышит: "Эммануэль, а вы ведь пришли, это необычайно приятно."
Она хочет спросить, а были ли у неё шансы не прийти, и нет, этих шансов у неё не оставалось.
- Впрочем, - говорит полковник Ланда, когда его рука так ненавязчиво ложится на плечо Шошанны Дрейфус, - вас ведь зовут не Эммануэль, девочка моя.
От Шошанны пахнет цветами и маслом - роза и нейроли. В такие дни она сначала принимает ванну - слишком долго, - и иногда засыпает в горячей воде, а потом просыпается, разбуженная стуком кулаков Марселя в дверь, выскальзывает в холодный воздух, мокрая и растерянная, ступает распаренными бледно-розовыми ступнями на холодную плитку, чуть морщится, но никогда не забывает каплю духов на шею и по совсем крохотной капле - на сгиб локтей.
От Ханса Ланды не пахнет ничем, кроме дорогого табака.
Шошанна, наверное, хочет сделать вид, что не понимает, о чём он говорит, но или она слишком плохая актриса, пусть и посмотрела за последние четыре года, фильмов больше, чем иной парижанин за всю жизнь, или полковник слишком хорошо чует ложь.
Шошанна лжёт, я не знаю, что вы имеете в виду полковник, как будто так надо. Ханс смеётся:
- Полагаю, будет куда честнее называть вас вашим настоящим именем.
Она бледнеет.
Потом Ханс Ланда, может быть, сообщает ей, что знает, кто она, и так же можеть быть, добавляет, что они виделись, давно, четыре года назад, не здесь, в Нанси, и что тогда мадемуазель Дрейфус была совсем ещё юной.
Он, может быть, говорит, что знает, что она собирается делать, и его голос на мгновение становится странно твёрдым, а слова - слишком чёткими. Он наставляет на неё вальтер, но смешно спохватывается, зачем, девочка, оружие здесь совершенно не обязательно.
Она снова видит того Ханса Ланду, который сидел в сороковом году за столом на кухне фермера Пьера ЛяПадитта, пусть и мимолётно.
Шошанна вспоминает Нанси. Шошанна вспоминает то время, когда мать ещё ругала её за короткие короткие юбки, когда отец заставлял ложиться рано, и вставать приходилось засветло, чтобы подоить коров. Руки болели, а пальцы распухли. Вместе с Софи ЛяПадитт так сладко мечталось о побеге в Париж.
Шошанна прятала под кроватью маленькую жестяную коробочку из-под чая, где складывалось обычно всё, что ей удалось накопить, и вырезки с картинками из парижских модных журналов, которые изредка, да находились у кого-то, и которые иногда дарила ей Софи.
Софи верила, что они с Шошанной обязательно должны были стать знаменитыми - когда-нибудь, потом. Шошанна тоже верила, но чаще всего думала об этом по ночам, или в те дни, когда мадам Дрейфус приходило в голову поколотить дочь за грязный пол или разбитую бабушкину чашку.
Воспоминания о Нанси пахнут свежескошенной травой, молоком, грязью и ветошью.
Ханс Ланда говорит:
- Я, всё же, приглашал вас на свидание, а не на допрос, милая.
Свидание. Шошанна нервно поводит плечами.
- Зачем, месье?
У полковника Ланды кошачьи глаза - не невинные, как у Фредерика, и не колюче-презрительные, как у майора, который эскортировал Шошанну на встречу в Maxim's пару дней назад.
Полковник разводит руками:
- Немецким офицерам в Париже тоже бывает скучно.
- Немецкие офицеры, - цедит Шошанна, - могли бы развлечься с кем нибудь другим.
У полковника Ланды кошачьи глаза - зрачки на секунду зло сужаются, когда Ханс говорит:
- А вот ваше мнение, девочка, по этому поводу я не спрашивал.
Позже они пьют красное вино.
Шошанна Дрейфус пьянеет быстро, хоть и мысленно приказывает себе не пьянеть. Вино хорошее, терпкое на вкус, но очень горчит на языке и обжигает горло.
В какой-то момент, после второго бокала, она совсем пьяна, а Ханс Ланда почти трезв, и он рассказывает ей о чём-то, то и дело смеясь.
В его парижской квартире просторно, но душно, а среди книг на полках Шошанна замечает то, что никогда не читала - "Историю" Геродота, сочинения об университетской философии Шопенгауэра, что-то на английском, что-то с латынью на корешках.
- Вы философ? - спрашивает она.
- Несостоявшийся, - отвечает Ланда, - и не хотел бы им быть.
Шошанна Дрейфус смелеет от количества выпитого. То ли это вино, то ли любопытство.
- Вы собираетесь меня убить?
- Знаешь, девочка моя, как говорил Оскар Уайлд? - Ханс делает глоток и отставляет бокал в сторону, - Убийство - всегда промах. Никогда не стоит делать того, о чём нельзя поговорить за обедом.
Пальцы полковника совершенно случайно касаются щеки Шошанны.
Ханс Ланда целует её.
Их губы на вкус как бордо.
Шошанна Дрейфус изгибается под ним на диване, сбивает локтями подушки, прикусывает язык до крови, чтобы сдержать стоны, опрокидывает, поднимаясь с дивана, когда всё заканчивается, неловким взмахом руки бокал, и вино проливается на ковёр.
Шошанна стоит у окна, почти одетая, тонкая, маленькая. Ханс переводит дыхание и тянется едва заметно дрожащими пальцами к пуговицам своей рубашки. Шошанна делает вид, что ничего не замечает. Они долго молчат.
- Ты сегодня идёшь домой, или нет?
- Не знаю, - медлит она, - не знаю.
- У тебя есть время подумать.
- Месье Ланда? - голос Шошанны Дрейфус предательски вздрагивает.
- Да, девочка?
- Зачем вы..., - она осекается на полуслове, но продолжает, - Зачем мы встретились сегодня?
Он говорит:
- Я старею. А когда ты стареешь, ты хочешь иногда возвращаться к прошлому.

Дом, однажды объясняет юному Хансу дядюшка, у каждого человека дом - это там, где его ждут, и если ты сам закрываешь дверь в поисках чего-то лучшего, то погибай: ты уже не вернёшься никогда.
Ханс Ланда оставляет Вену в двадцать третьем, сразу после окончания философского факультета Венского Университета.
Сначала умирает отец. Ханс никогда не любил его, и когда он находит Рикерта Ланду мёртвым, вернувшись домой раньше обычного, он, может быть, пугается, но не жалеет.
Доктор герр Паулюс говорит, это был инсульт, что кажется Хансу совсем не удивительным: образ жизни его отца трудно назвать здоровым.
По утрам Рикердт Ланда опустошал свои запасы вина, а по вечерам пил персиковый шнаппс за партиями в вист с бывшим бароном Шлиппенбахом и его приятелями. Это продолжалось, наверное, с семнадцатого или восемнадцатого года - с того момента, как все бывшие бароны стали бывшими, а денег стало не в пример меньше.
Отец оставляет Хансу Ланде с десяток долгов, почти пустой счёт в банке, огромный особняк во Флоридсдорфе, в котором уже давно никто не живёт, квартиру в Маргаретене, где Ханс иногда встречается со своими подругами, и родной дом в Нойбау.
Ханс не приглашает на похороны никого из тех людей, которых он привык видеть дома с четырёх лет, шумных, всегда пьяных, с картами и разодетыми жёнами, только тётушку, дядюшку и кого-то из родственников давно покойной матери.
Грузная, малорослая, напудренная, в огромной шляпе с траурными перьями, тётушка Ингрид поджимает губы, а дядюшка Йозеф старается не смотреть на могилу и на огромный гроб из черного дерева, чтобы заплатить за который, Хансу пришлось в очередной раз взять в долг.
Дядюшка Йозеф шепчет потом, пока его жена не видит:
- Мальчик мой, он не заслуживает пышных церемоний.
- Я знаю, - кивает юный Ханс Ланда.
Это случается, когда он в очередной раз провожает Фелике - помада Фелике размазалась тёмно-красным пятном по его щеке, волосы Фелике растрепались, и она так трогательно улыбается, прощаясь. Ханс поправляет её шляпку, очень осторожно.
Фелике говорит, пока, милый, я люблю тебя, увидимся. Завтра вечером они обязательно пойдут на концерт Антона фон Веберна.
Закрывая дверь, Ханс Ланда оборачивается. Он видит отца. Рикерт Ланда - в том же костюме, в котором его и хоронили, отряхивает фрак от налипшей грязи и грозит сыну пальцем.
В тот вечер Ханс напивается так, как не напивался раньше никогда.
Второй раз он видит отца в баре недалеко от дома - отец выглядит таким счастливым, каким Ханс в последний раз видел его лет десять назад, и салютует бокалом. Отец выглядит слишком счастливым, если не считать глубоких теней под его глазами, бледно-зелёного лба и стойкого гнилостного запаха, который на секунду чувствует Ханс Ланда.
На следующий день Ханс твёрдо решает, что намерен уехать.
Диплом философа не предполагает никакого будущего, кроме аспирантуры и дальнейшего преподавания, но Ланда не видит себя преподавателем философии, ни в коем случае. К тому же, диплом философа не предполагает денег, достаточных для погашения всех долгов, а кредиторы всё назойливее напоминают о своём существовании.
Ханс говорит дядюшке, я продаю всё, что получил по наследству и уезжаю в Сан-Франциско.
Йозеф Ланда охает, ты, наверное, сошёл с ума.
Ханс отвечает, дядя, это не обсуждается, я уезжаю, так должно быть, мне надо уехать.
Хоть в Вене того времени беден почти каждый, покупатели находятся очень быстро - это фабриканты из новых богачей, обстоятельные, толстые, краснощёкие, с молодыми жёнами. Подписывая бумаги, Ланда едва прячет отвращение. Оно того стоит: полученных денег достаточно, чтобы раздать всё, что был должен отец, и безбедно жить ещё пару десятков лет.
У Ханса прекрасный английский, и настолько же прекрасные французский, итальянский и русский.
Сперва он отправляется в Нью-Йорк, и только потом в Сан-Франциско. В Нью-Йорке грязно и шумно, не в пример Вене, всё время что-то строится, а воздух - тяжёлый, с привкусом бензина и чада. Любая царапина в Нью-Йорке от такого воздуха гноится к вечеру, а по утрам из горла вырывается надсадный кашль.
Нью-Йорк Ланде быстро надоедает. В Сан-Франциско гораздо веселее.
Однажды он встречает Беатрис Макбрайд. У Беатрис голубые глаза и отец-крупный промышленник. Когда она оборачивается, чтобы поприветствовать кого-то в тот вечер, Джефф Эпплгейт шепчет Хансу на ухо:
- Я точно знаю, что она стоит больше миллиона.
Ланда замечает за американцами одну забавную черту - они очень любят говорить, сколько кто-то стоит. Ему интересно, покупается ли Беатрис Макбрайд. Она миниатюрная, бледная, рыжая, с веснушками, которые старательно отбеливает и запудривает, наполовину ирландка, на четверть немка и немного еврейка.
У каждого своя цена. Несколько лет Ханс Ланда считает Беатрис бесценной.
Они ловят случайные взгляды, случайные улыбки и случайные прикосновения. Они занимаются любовью у него в квартире незадолго до Рождества, и Беатрис очень пьяна, и Ханс пьян настолько же. Беатрис говорит, что они, кажется, встречаются, или, во всяком случае, должны были встречаться. Они встречаются три года.
В двадцать седьмом, когда Беатрис, уже смывшая макияж после вечеринки, стягивая платье Ланвен, заказанное недавно из Парижа, спрашивает, Ханс, женишься ли ты на мне, Ханс отвечает, наверное, это глупая идея, вероятно, нет.
Он ловко уворачивается от вазы, которую запускает в него Беатрис. Она плачет всю ночь, запершись в спальне, Ханс пьёт всю ночь виски в гостиной, а под утро Беатрис Макбрайд спрашивает его, неужели он нашёл себе кого-то другого.
Нет, отвечает Ланда, не нашёл. Я устал, отвечает он. Мне наскучило. Я, наверное, должен уежать - и плевать, куда.
Позже он будет корить себя за это - не за то, что сказал Беатрис, а за то, что решился уехать. Однако в двадцать седьмом году ему надоедают и Нью-Йорк, и Сан-Франциско. Ханс Ланда снова хочет перемен.
Он возвращается в Вену, и не застаёт там никого. Дядюшка Йозеф умирает в двадцать пятом, а тётушка Ингрид - в двадцать шестом.
Ханс проводит три дня в отеле "Король Венгерский", что в паре шагов от Собора Святого Стефана, даже заглядывает в Университет. Он чувствует себя американцем, оказавшимся в этом городе случайно, проездом, и всё ещё не может избавиться от мягких раскатистых американских "Р".
В Германии, решает Ханс, у него мог бы остаться кто-то. По материнской линии. Чёртова Германия.
Ланде не нравится в Мюнхене: Мюнхен слишком скучен. Дольше всего он задерживается в Берлине, где на слуху у его знакомых одна политика.
Совершенно случайно знакомят его с маленьким смешным кривоногим человечком из Национал-Социалистической партии, само название которой вызывает у Ханса усмешку.
Йозеф Геббельс, представляется человечек, депутат в Рейхстаг от НСДАП.
Ханс Ланда, представляется Ханс.
Они сразу успевают друг другу не понравиться.
Эрнст говорит, что Ланда совсем недавно вернулся из америки, и коротышка Геббельс зло щурит блестящие крысиные глазки:
- И как вам понравилось в Америке?
- Скучно, - лжёт Ханс.
Геббельс что-то рассказывает - долго и излишне эмоционально, о евреях, что подобны крысам, о Германии сегодня, и о своей партии, и Ланда едва ли не морщится: голос человечка излишне громкий.
- Вы читали "Международное Еврейство"? - спрашивает Йозеф Геббельс.
- Я не считаю нужным читать книги человека, известного своими автозаводами, - отвечает Ханс Ланда.
Это оппортунизм Ханса: в тридцать первом году он вступает Национал-Социалистическую партию, хоть и до последнего момента думает, что это было излишне.
Это дурные отношения Ханса Ланды и Йозефа Геббельса: когда Ланда мог бы быть генералом, он остаётся полковником.
Геббельс по-прежнему похож на ворону. Ханс семнадцать лет не был в Австрии, и немного скучает, но больше скучает по Америке.
В тридцатом он был там последний раз. Джефф Эпплгейт, уже успевший жениться и заполучить в распоряжение отцовскую железнодорожную компанию, передал ему, что Беатрис Макбрайд всё ещё одна и скучает.

Шошанна говорит:
- Я не пойду сегодня домой.
- Хорошо, - кивает полковник Ланда, - я сейчас скажу Мирей приготовить постель.
- Нет, - Шошанна Дрейфус поджимает губы, - вы не поняли. Я не пойду сегодня домой, но я, пожалуй, ухожу.
Ханс подаёт ей пальто, как и должен был, и потом, когда она не видит, говорит своему адъютанту:
- Проследите за девочкой, Германн. Один Бог знает, куда она собралась, но обидно будет, если её задушат в первом же переулке.

Во многих рассказах герой возвращается, раскаявшись, в родной дом. Шошанна Дрейфус никогда не вернётся в Нанси, к жестяной коробочке из-под чая вместо копилки и надоедливому младшему брату. Она бежит через поле, захлёбываясь, давясь собственными слезами и запахом гари в воздухе, и концу она сбивает ноги в кровь и случайно царапает лодыжку об острую сухую ветку. Ханс Ланда никогда не вернётся в Сан-Франциско и не выпьет Кровавую Мэри в "Кинг Коле" в Нью-Йорке, и не увидит в окне, не спав всю ночь, утреннюю суету людей, спешащих на работу в жёлтых просмолённых дождевиках. Беатрис Макбрайд в тридцать втором году выходит замуж за Генри Бёрка: ей тридцать пять, и она уже не так молода, а совсем скоро ей будет сорок. У Беатрис Бёрк рождается сын Генри Бёрк-младший и дочь Глэдис-Мэй Бёрк, которых она не любит, впрочем, как и своего мужа.
Дверь закрывается очень легко.

Шошанна Дрейфус ныряет во тьму улиц Парижа, и адъютант Германн напряжённо высматривает её фигурку, а затем, вздохнув, ступает следом.

@темы: Гет, пейринг: Ханс Ланда/Шошанна Дрейфус, R, PG-13, Фанфикшен

---

[Papa-demon]

lilith20godrich: очень душевный отзыв о фильме.

---

Здравствуйте, господа

[Злобный зеленый еж]

Написалась такая вот вещь, не знаю, можно ли размещать вне феста?

Автор: Злобный зеленый еж
Название: "Девочка"
Фандом: Бесславные Ублюдки
Пейринг: Ханс Ланда/Шошанна Дрейфус
Рейтинг: G
Дисклеймер: не обладаю, не претендую
Предупреждение: альтернативная концовка...как-то так.

Девочка, я чувствовал твой страх,
Ты бежала, я смеялся вслед.
Знал, что ты одна - в моих руках,
Пожалел? Да нет, не захотел.
Девочка подумала - спаслась,
Девочка смогла себя сменить.
Прошлое подспудно скалит пасть,
Медленно распутывая нить.
Девочка, конечно - я нашел.
Ты мне улыбаешься, mein Kind?
Я тебя ведь волен - в порошок...
Но пока хочу повременить...
Девочка, соленая на вкус -
Ненависть горела в ней дотла,
Страх свинцовый. В венах. Я дождусь -
Чтобы сдаться мне сама смогла.
Ну, сдалась, конечно. Взгляд пустой,
Сигарета, слезы... Зубы сжав,
Девочка, ты стала вновь собой...
Той, что, вроде бы, смогла бежать.
Я, пожалуй, тоже б рассказал,
Стоит свеч игра, приятна власть -
Та, что над тобой имел твой страх,
Та, что с ним у нас одна была.
Девочка, ну, право же, не плачь.
Продолжать игру - уже смешно.
Ты такой забавною была...
Нет, совсем не больно. Сладких снов.

@темы: Гет, пейринг: Ханс Ланда/Шошанна Дрейфус, G, Фанфикшен

---

Не могу не поделиться с фэндомом.

[снова марронье]

Это просто прекрасный новогодний подарок, который мне сделала моя бета. Смотреть рекомендую всем.
Дитер/Арчи, юмор, песня... что ж, угадайте.))

@темы: Фан-видео, пейринг: Арчи Хикокс/Дитер Хельштром, Юмор, PG-13

---

12

[снова марронье]

Дитер Хельштром/Бриджет фон Хаммерсмарк, R, NC-17 - они единственные, кто выжил в подвале, Дитер ведёт допрос Бриджет

@темы: Фанфикшен

---

11

[снова марронье]

Викки/Хикокс, прямо перед встречей в кабаке, после точащего нож Штиглица и огрызающегося Альдо, рейтинг, не ПВП, "Не обращайте на них внимания, лейтенант. Они просто на взводе."

@темы: Фанфикшен

---

Завершаем приём заявок.

[снова марронье]

Мы примем ещё одну-две заявки, и закроем приём, чтобы авторы могли приступить к исполнению. Аноны, если кто-то ещё что-то хотел заказать, торопитесь.

Вопрос: Что делаем, офицеры?

1. Подождите меня, сэр!		2	(13.33%)
2. Начинайте уже тур, я в нетерпении!		13	(86.67%)
Всего:		15

---

10

[снова марронье]

Арчи Хикокс/Бриджет фон Хаммерсмарк, AU, рейтинг на усмотрение автора, angst!, очень несчастливая совместная жизнь после окончания войны.

@темы: Фанфикшен

---

9

[снова марронье]

Альдо/кто-нибудь из Ублюдков, преканон: эпизод, объясняющий шрам на шее; рейтинг лучше только за кровь, "Паршивые у вас верёвки, ребята, говорил же - паршивые!"

@темы: Фанфикшен

---

8

[снова марронье]

Вики/fem!Хикокс. R. романс, до перестрелки

@темы: Фанфикшен

---

7

[снова марронье]

Альдо/Ланда, рейтинг на усмотрение автора, "Это все, конечно, было неплохо, но что мы будем делать дальше?"

@темы: Фанфикшен