[снова марронье]

Автор: марронье
Фэндом: "Бесславные Ублюдки"
Название: "Дым без огня"
Пейринг: Ханс Ланда/Шошанна Дрейфус
Рейтинг: PG-13 на границе с R
Саммари: о том, что дом у человека - там, где его ждут, и дверь в этот дом закрыть очень легко.
Дисклеймер: к сожалению, не моё.

Шошанна стоит у окна, почти одетая, тонкая, маленькая.
Ханс спрашивает её:
- Ты о чём-то задумалась?
Она качает головой, нет, просто устала, нет, просто не спала всю ночь.
Шошанна действительно не спит ночами в последнее время, разве что, пару часов под утро, пока тележка молочника Потье не проедет под её окном, гремя пустыми бутылками, и пока не настанет время клеить новые афиши и выставлять новые буквы на вывесках кинотеатра Le Gamaar.
Однажды она не дала этому кинотеатру прогореть. Теперь - сожжёт, и странно, если полковник Ланда не догадывается об этом, хотя и не должен догадываться.
Сегодня он приглашает её на свидание. Это не выглядит как что-то серьёзное, и приглашает полковник совсем не так настойчиво, как Цоллер: он не заманивает, не обещает и не настаивает - скорее, предлагает.
Предложение запечатано в маленький жёлтый конверт, и с утра, когда Шошанна завтракает в кофейне на одной из тех улочек, что совсем недалеко о Сен-Оноре, этот конверт приносит ей адъютант Ханса Ланды.
Предложение - такое же маленькое и жёлтое, а почерк полковника - размашистый, чуть небрежный.
На некоторые предложения никогда не отвечают отказом.
В восемь часов вечера к Le Gamaar подъезжает большая машина, чёрная и блестящая, немецкая. В половину девятого Шошанна ждёт на Рю де Фобур-Сент-Оноре, у дома, который покойная мадам Мимьё помнила, как ателье Жанны Ланвен. Ателье Жанны Ланвен уже давно закрыто - оно закрылось с началом оккупации.
Минутой позже она вздрагивает и оборачивается, когда слышит: "Эммануэль, а вы ведь пришли, это необычайно приятно."
Она хочет спросить, а были ли у неё шансы не прийти, и нет, этих шансов у неё не оставалось.
- Впрочем, - говорит полковник Ланда, когда его рука так ненавязчиво ложится на плечо Шошанны Дрейфус, - вас ведь зовут не Эммануэль, девочка моя.
От Шошанны пахнет цветами и маслом - роза и нейроли. В такие дни она сначала принимает ванну - слишком долго, - и иногда засыпает в горячей воде, а потом просыпается, разбуженная стуком кулаков Марселя в дверь, выскальзывает в холодный воздух, мокрая и растерянная, ступает распаренными бледно-розовыми ступнями на холодную плитку, чуть морщится, но никогда не забывает каплю духов на шею и по совсем крохотной капле - на сгиб локтей.
От Ханса Ланды не пахнет ничем, кроме дорогого табака.
Шошанна, наверное, хочет сделать вид, что не понимает, о чём он говорит, но или она слишком плохая актриса, пусть и посмотрела за последние четыре года, фильмов больше, чем иной парижанин за всю жизнь, или полковник слишком хорошо чует ложь.
Шошанна лжёт, я не знаю, что вы имеете в виду полковник, как будто так надо. Ханс смеётся:
- Полагаю, будет куда честнее называть вас вашим настоящим именем.
Она бледнеет.
Потом Ханс Ланда, может быть, сообщает ей, что знает, кто она, и так же можеть быть, добавляет, что они виделись, давно, четыре года назад, не здесь, в Нанси, и что тогда мадемуазель Дрейфус была совсем ещё юной.
Он, может быть, говорит, что знает, что она собирается делать, и его голос на мгновение становится странно твёрдым, а слова - слишком чёткими. Он наставляет на неё вальтер, но смешно спохватывается, зачем, девочка, оружие здесь совершенно не обязательно.
Она снова видит того Ханса Ланду, который сидел в сороковом году за столом на кухне фермера Пьера ЛяПадитта, пусть и мимолётно.
Шошанна вспоминает Нанси. Шошанна вспоминает то время, когда мать ещё ругала её за короткие короткие юбки, когда отец заставлял ложиться рано, и вставать приходилось засветло, чтобы подоить коров. Руки болели, а пальцы распухли. Вместе с Софи ЛяПадитт так сладко мечталось о побеге в Париж.
Шошанна прятала под кроватью маленькую жестяную коробочку из-под чая, где складывалось обычно всё, что ей удалось накопить, и вырезки с картинками из парижских модных журналов, которые изредка, да находились у кого-то, и которые иногда дарила ей Софи.
Софи верила, что они с Шошанной обязательно должны были стать знаменитыми - когда-нибудь, потом. Шошанна тоже верила, но чаще всего думала об этом по ночам, или в те дни, когда мадам Дрейфус приходило в голову поколотить дочь за грязный пол или разбитую бабушкину чашку.
Воспоминания о Нанси пахнут свежескошенной травой, молоком, грязью и ветошью.
Ханс Ланда говорит:
- Я, всё же, приглашал вас на свидание, а не на допрос, милая.
Свидание. Шошанна нервно поводит плечами.
- Зачем, месье?
У полковника Ланды кошачьи глаза - не невинные, как у Фредерика, и не колюче-презрительные, как у майора, который эскортировал Шошанну на встречу в Maxim's пару дней назад.
Полковник разводит руками:
- Немецким офицерам в Париже тоже бывает скучно.
- Немецкие офицеры, - цедит Шошанна, - могли бы развлечься с кем нибудь другим.
У полковника Ланды кошачьи глаза - зрачки на секунду зло сужаются, когда Ханс говорит:
- А вот ваше мнение, девочка, по этому поводу я не спрашивал.
Позже они пьют красное вино.
Шошанна Дрейфус пьянеет быстро, хоть и мысленно приказывает себе не пьянеть. Вино хорошее, терпкое на вкус, но очень горчит на языке и обжигает горло.
В какой-то момент, после второго бокала, она совсем пьяна, а Ханс Ланда почти трезв, и он рассказывает ей о чём-то, то и дело смеясь.
В его парижской квартире просторно, но душно, а среди книг на полках Шошанна замечает то, что никогда не читала - "Историю" Геродота, сочинения об университетской философии Шопенгауэра, что-то на английском, что-то с латынью на корешках.
- Вы философ? - спрашивает она.
- Несостоявшийся, - отвечает Ланда, - и не хотел бы им быть.
Шошанна Дрейфус смелеет от количества выпитого. То ли это вино, то ли любопытство.
- Вы собираетесь меня убить?
- Знаешь, девочка моя, как говорил Оскар Уайлд? - Ханс делает глоток и отставляет бокал в сторону, - Убийство - всегда промах. Никогда не стоит делать того, о чём нельзя поговорить за обедом.
Пальцы полковника совершенно случайно касаются щеки Шошанны.
Ханс Ланда целует её.
Их губы на вкус как бордо.
Шошанна Дрейфус изгибается под ним на диване, сбивает локтями подушки, прикусывает язык до крови, чтобы сдержать стоны, опрокидывает, поднимаясь с дивана, когда всё заканчивается, неловким взмахом руки бокал, и вино проливается на ковёр.
Шошанна стоит у окна, почти одетая, тонкая, маленькая. Ханс переводит дыхание и тянется едва заметно дрожащими пальцами к пуговицам своей рубашки. Шошанна делает вид, что ничего не замечает. Они долго молчат.
- Ты сегодня идёшь домой, или нет?
- Не знаю, - медлит она, - не знаю.
- У тебя есть время подумать.
- Месье Ланда? - голос Шошанны Дрейфус предательски вздрагивает.
- Да, девочка?
- Зачем вы..., - она осекается на полуслове, но продолжает, - Зачем мы встретились сегодня?
Он говорит:
- Я старею. А когда ты стареешь, ты хочешь иногда возвращаться к прошлому.

Дом, однажды объясняет юному Хансу дядюшка, у каждого человека дом - это там, где его ждут, и если ты сам закрываешь дверь в поисках чего-то лучшего, то погибай: ты уже не вернёшься никогда.
Ханс Ланда оставляет Вену в двадцать третьем, сразу после окончания философского факультета Венского Университета.
Сначала умирает отец. Ханс никогда не любил его, и когда он находит Рикерта Ланду мёртвым, вернувшись домой раньше обычного, он, может быть, пугается, но не жалеет.
Доктор герр Паулюс говорит, это был инсульт, что кажется Хансу совсем не удивительным: образ жизни его отца трудно назвать здоровым.
По утрам Рикердт Ланда опустошал свои запасы вина, а по вечерам пил персиковый шнаппс за партиями в вист с бывшим бароном Шлиппенбахом и его приятелями. Это продолжалось, наверное, с семнадцатого или восемнадцатого года - с того момента, как все бывшие бароны стали бывшими, а денег стало не в пример меньше.
Отец оставляет Хансу Ланде с десяток долгов, почти пустой счёт в банке, огромный особняк во Флоридсдорфе, в котором уже давно никто не живёт, квартиру в Маргаретене, где Ханс иногда встречается со своими подругами, и родной дом в Нойбау.
Ханс не приглашает на похороны никого из тех людей, которых он привык видеть дома с четырёх лет, шумных, всегда пьяных, с картами и разодетыми жёнами, только тётушку, дядюшку и кого-то из родственников давно покойной матери.
Грузная, малорослая, напудренная, в огромной шляпе с траурными перьями, тётушка Ингрид поджимает губы, а дядюшка Йозеф старается не смотреть на могилу и на огромный гроб из черного дерева, чтобы заплатить за который, Хансу пришлось в очередной раз взять в долг.
Дядюшка Йозеф шепчет потом, пока его жена не видит:
- Мальчик мой, он не заслуживает пышных церемоний.
- Я знаю, - кивает юный Ханс Ланда.
Это случается, когда он в очередной раз провожает Фелике - помада Фелике размазалась тёмно-красным пятном по его щеке, волосы Фелике растрепались, и она так трогательно улыбается, прощаясь. Ханс поправляет её шляпку, очень осторожно.
Фелике говорит, пока, милый, я люблю тебя, увидимся. Завтра вечером они обязательно пойдут на концерт Антона фон Веберна.
Закрывая дверь, Ханс Ланда оборачивается. Он видит отца. Рикерт Ланда - в том же костюме, в котором его и хоронили, отряхивает фрак от налипшей грязи и грозит сыну пальцем.
В тот вечер Ханс напивается так, как не напивался раньше никогда.
Второй раз он видит отца в баре недалеко от дома - отец выглядит таким счастливым, каким Ханс в последний раз видел его лет десять назад, и салютует бокалом. Отец выглядит слишком счастливым, если не считать глубоких теней под его глазами, бледно-зелёного лба и стойкого гнилостного запаха, который на секунду чувствует Ханс Ланда.
На следующий день Ханс твёрдо решает, что намерен уехать.
Диплом философа не предполагает никакого будущего, кроме аспирантуры и дальнейшего преподавания, но Ланда не видит себя преподавателем философии, ни в коем случае. К тому же, диплом философа не предполагает денег, достаточных для погашения всех долгов, а кредиторы всё назойливее напоминают о своём существовании.
Ханс говорит дядюшке, я продаю всё, что получил по наследству и уезжаю в Сан-Франциско.
Йозеф Ланда охает, ты, наверное, сошёл с ума.
Ханс отвечает, дядя, это не обсуждается, я уезжаю, так должно быть, мне надо уехать.
Хоть в Вене того времени беден почти каждый, покупатели находятся очень быстро - это фабриканты из новых богачей, обстоятельные, толстые, краснощёкие, с молодыми жёнами. Подписывая бумаги, Ланда едва прячет отвращение. Оно того стоит: полученных денег достаточно, чтобы раздать всё, что был должен отец, и безбедно жить ещё пару десятков лет.
У Ханса прекрасный английский, и настолько же прекрасные французский, итальянский и русский.
Сперва он отправляется в Нью-Йорк, и только потом в Сан-Франциско. В Нью-Йорке грязно и шумно, не в пример Вене, всё время что-то строится, а воздух - тяжёлый, с привкусом бензина и чада. Любая царапина в Нью-Йорке от такого воздуха гноится к вечеру, а по утрам из горла вырывается надсадный кашль.
Нью-Йорк Ланде быстро надоедает. В Сан-Франциско гораздо веселее.
Однажды он встречает Беатрис Макбрайд. У Беатрис голубые глаза и отец-крупный промышленник. Когда она оборачивается, чтобы поприветствовать кого-то в тот вечер, Джефф Эпплгейт шепчет Хансу на ухо:
- Я точно знаю, что она стоит больше миллиона.
Ланда замечает за американцами одну забавную черту - они очень любят говорить, сколько кто-то стоит. Ему интересно, покупается ли Беатрис Макбрайд. Она миниатюрная, бледная, рыжая, с веснушками, которые старательно отбеливает и запудривает, наполовину ирландка, на четверть немка и немного еврейка.
У каждого своя цена. Несколько лет Ханс Ланда считает Беатрис бесценной.
Они ловят случайные взгляды, случайные улыбки и случайные прикосновения. Они занимаются любовью у него в квартире незадолго до Рождества, и Беатрис очень пьяна, и Ханс пьян настолько же. Беатрис говорит, что они, кажется, встречаются, или, во всяком случае, должны были встречаться. Они встречаются три года.
В двадцать седьмом, когда Беатрис, уже смывшая макияж после вечеринки, стягивая платье Ланвен, заказанное недавно из Парижа, спрашивает, Ханс, женишься ли ты на мне, Ханс отвечает, наверное, это глупая идея, вероятно, нет.
Он ловко уворачивается от вазы, которую запускает в него Беатрис. Она плачет всю ночь, запершись в спальне, Ханс пьёт всю ночь виски в гостиной, а под утро Беатрис Макбрайд спрашивает его, неужели он нашёл себе кого-то другого.
Нет, отвечает Ланда, не нашёл. Я устал, отвечает он. Мне наскучило. Я, наверное, должен уежать - и плевать, куда.
Позже он будет корить себя за это - не за то, что сказал Беатрис, а за то, что решился уехать. Однако в двадцать седьмом году ему надоедают и Нью-Йорк, и Сан-Франциско. Ханс Ланда снова хочет перемен.
Он возвращается в Вену, и не застаёт там никого. Дядюшка Йозеф умирает в двадцать пятом, а тётушка Ингрид - в двадцать шестом.
Ханс проводит три дня в отеле "Король Венгерский", что в паре шагов от Собора Святого Стефана, даже заглядывает в Университет. Он чувствует себя американцем, оказавшимся в этом городе случайно, проездом, и всё ещё не может избавиться от мягких раскатистых американских "Р".
В Германии, решает Ханс, у него мог бы остаться кто-то. По материнской линии. Чёртова Германия.
Ланде не нравится в Мюнхене: Мюнхен слишком скучен. Дольше всего он задерживается в Берлине, где на слуху у его знакомых одна политика.
Совершенно случайно знакомят его с маленьким смешным кривоногим человечком из Национал-Социалистической партии, само название которой вызывает у Ханса усмешку.
Йозеф Геббельс, представляется человечек, депутат в Рейхстаг от НСДАП.
Ханс Ланда, представляется Ханс.
Они сразу успевают друг другу не понравиться.
Эрнст говорит, что Ланда совсем недавно вернулся из америки, и коротышка Геббельс зло щурит блестящие крысиные глазки:
- И как вам понравилось в Америке?
- Скучно, - лжёт Ханс.
Геббельс что-то рассказывает - долго и излишне эмоционально, о евреях, что подобны крысам, о Германии сегодня, и о своей партии, и Ланда едва ли не морщится: голос человечка излишне громкий.
- Вы читали "Международное Еврейство"? - спрашивает Йозеф Геббельс.
- Я не считаю нужным читать книги человека, известного своими автозаводами, - отвечает Ханс Ланда.
Это оппортунизм Ханса: в тридцать первом году он вступает Национал-Социалистическую партию, хоть и до последнего момента думает, что это было излишне.
Это дурные отношения Ханса Ланды и Йозефа Геббельса: когда Ланда мог бы быть генералом, он остаётся полковником.
Геббельс по-прежнему похож на ворону. Ханс семнадцать лет не был в Австрии, и немного скучает, но больше скучает по Америке.
В тридцатом он был там последний раз. Джефф Эпплгейт, уже успевший жениться и заполучить в распоряжение отцовскую железнодорожную компанию, передал ему, что Беатрис Макбрайд всё ещё одна и скучает.

Шошанна говорит:
- Я не пойду сегодня домой.
- Хорошо, - кивает полковник Ланда, - я сейчас скажу Мирей приготовить постель.
- Нет, - Шошанна Дрейфус поджимает губы, - вы не поняли. Я не пойду сегодня домой, но я, пожалуй, ухожу.
Ханс подаёт ей пальто, как и должен был, и потом, когда она не видит, говорит своему адъютанту:
- Проследите за девочкой, Германн. Один Бог знает, куда она собралась, но обидно будет, если её задушат в первом же переулке.

Во многих рассказах герой возвращается, раскаявшись, в родной дом. Шошанна Дрейфус никогда не вернётся в Нанси, к жестяной коробочке из-под чая вместо копилки и надоедливому младшему брату. Она бежит через поле, захлёбываясь, давясь собственными слезами и запахом гари в воздухе, и концу она сбивает ноги в кровь и случайно царапает лодыжку об острую сухую ветку. Ханс Ланда никогда не вернётся в Сан-Франциско и не выпьет Кровавую Мэри в "Кинг Коле" в Нью-Йорке, и не увидит в окне, не спав всю ночь, утреннюю суету людей, спешащих на работу в жёлтых просмолённых дождевиках. Беатрис Макбрайд в тридцать втором году выходит замуж за Генри Бёрка: ей тридцать пять, и она уже не так молода, а совсем скоро ей будет сорок. У Беатрис Бёрк рождается сын Генри Бёрк-младший и дочь Глэдис-Мэй Бёрк, которых она не любит, впрочем, как и своего мужа.
Дверь закрывается очень легко.

Шошанна Дрейфус ныряет во тьму улиц Парижа, и адъютант Германн напряжённо высматривает её фигурку, а затем, вздохнув, ступает следом.

@темы: Гет, пейринг: Ханс Ланда/Шошанна Дрейфус, R, PG-13, Фанфикшен

Comments

[Зимний салат]

Как-то грустно становится после прочтения. Не мой стиль. Но написано здорово

[снова марронье]

Большое спасибо.)
А по-моему, этот пейринг и должен быть грустным, другим он смотреться не будет. Кстати, немного не поняла "не мой стиль". В каком смысле?

[Зимний салат]

В том смысле, что грустно. Не в моем стиле, не в моем вкусе)) Хотя иногда тоже полезно

[снова марронье]

Вполне резонно: ангст надо читать дозированно.)

[Злобный зеленый еж]

снова марронье, очень нравится. Вы вообще пишете потрясающе, у вас все рассказы похожи на... я, пожалуй, сравнила бы с хорошими духами. Всего ровно столько, сколько нужно для совершенной композиции. Спасибо вам большое.))

[снова марронье]

Злобный зеленый еж
Вам спасибо за такой приятный отзыв. Знаете, когда я пишу гет по Бесславным Ублюдкам, я почти не рассчитываю на фидбек, а тут получаю такие тёплые слова.)

П.С. Можно на "ты"?) Фэндом маленький, все свои.)

[Злобный зеленый еж]

снова марронье, у вас просто чудесно они выходят. И геты, и слэши. И отдельно еще что - у вас невероятно канонично и вообще восхитительно получается Ланда *_*

Да не вопрос %)

[снова марронье]

Злобный зеленый еж
У меня есть два любимых персонажа в "Ублюдках", их писать мне легче всего: Ланда и Арчи Хикокс. Но если Ланда в моём видении очень близок к Ланде канонному, то с Арчи идёт лютейший фанон, поскольку в фильме мы почти ничего про него не узнаём, кроме самоконтроля, богемной профессии и любви выпить.
(Кстати, к вопросу о Ланде: а 16 писем ты случайно не читала?))

[Злобный зеленый еж]

снова марронье, Ланду просто грех было не показать со всех сторон %) В фильме, я имею в виду .А Арчи, в принципе, можно и додумать, что тоже доставляет.


Еще как читала. В восхищении я. Полном и абсолютном.) Да, вот еще - ты пишешь сдержанно, но вместе с тем эмоций это придает массу, и чувствуешь как-то более остро, чем если бы все чувства явно выписать.

[снова марронье]

Злобный зеленый еж
А в фильме, на мой взгляд, более, чем достаточно. Мы видим оппортунизм Ханса - он не разделяет ничего, связанного с Рейхом, например, но не дурак, и поэтому идёт в СС. Мы видим высокий интеллект Ханса. Мы видим сложное отношение к женщинам - в частности, мне кажется, то ли подавление, то ли отрицание женского пола, то ли хз, что ещё. Лично я всегда копала в сторону отсутствия адекватного женского образа, кроме тётки Ингрид, которую он раз в неделю от силы видел, в его жизни, во время детства-отрочества, и достаточно отдалённый образ отца, который "папа приходит с какими-то бабами и тут же идёт играть в карты". Откровенно сексуальное убийство Бриджет фон Хаммерсмарк, странная жалось даже, что ли, именно жалость, как к чему-то убогому - к Шошанне, и общее презрительное "а, эти шлюхи". Почитав разбор его орденов на буржуйской википедии, узнаём, что членом партии он был с 1932 как минимум. Я так и думаю, 31-32. Я уже молчу о том, что мы видим, что Ханс сволочь, полиглот, аристократичен и всё остальное - это на поверхности плавает.)
Вот, сложился цельный образ, который можно представлять на разных этапах развития и в разных ситуациях.))
Люблю пугать софэндомцев фразой о том, что у меня 5 вариантов фанона про Арчи.)

У меня всегда был напряг с двумя вещами - откровенная эмоциальность в тексте и красивости. И то, и другое не люблю ни писать, ни читать.))

[Злобный зеленый еж]

снова марронье, как ты его, прямо по полочкам разложила .) А вот как раз в плане представления он мне видится довольно сложным персонажем.
Пять? А поделись?) Интересно :3

Да тебе их и не требуется. У тебя и так получается писать красиво. На красивости, а именно красиво.

[снова марронье]

Злобный зеленый еж
В одном у него есть некрасивая младшая сестра, инцестуальные наклонности, много женщин, а ещё он жрёт в лучших ресторанах Лондона, но счета отправляет отчиму потому, что денег ни на что, кроме виски, покера и баб, с зарплаты за кинорецензии не остаётся.
В другой он выпускник Оксфорда, женат и разведён.
В третьей он выживает после войны и женится на фон Хаммерсмарк, с которой тотально не складывается, сюжет в "О растёрзанной пуме", только старея, от скуки идёт преподавать куда-нибудь на какой-нибудь журфак. Потрахивает студенточек, пьёт.
В четвёртой он выживает после войны и случайно наталкивается на майора Хельштрома, который прячется в Англии под фальшивыми документами, поляк, жертва репрессий, видите ли, пап-мам, жену, корову и козу в концлагерь сослали, сирота я казанская.
В пятой после войны он вступает в активную переписку с Юдивичем, с которым знакомится во время прибытия в отряд, до кабака, один раз разговорился, второй раз - после операции Кино. Юдивич в закадровом тарантиновском каноне тоже журналист, и переписывается несколько лет, пару раз с большими промежутками между событиями прилетает в Америку. Упоминания с журналистской точки зрения культурных явлений конца сороковых, на злобу того же дня, например, "Над пропастью во ржи" - огромный скандал был же. Конфликт английского и американского менталитетов.
Таки вот.

[Злобный зеленый еж]

Даже и сказать-то нечего, в хорошем смысле.))

[снова марронье]

Они все довольно упоротые, но они просто есть - как вариант. Писать по ним что-то не смогу.
А я спрошу насчёт твоего фанона.) Кстати, собираешься ли ещё писать?)

[Злобный зеленый еж]

Имхо, вполне интересное видение. У меня он предстает (пережив войну) исключительно в виде такого растерявшегося я-не-знаю-что-делать мальчика, который после войны остается один, пытается с кем-нибудь сойтись и терпит эпик фэйл. В итоге так и остается один, весь такой несчастный и периодически ангстит с чашкой кофе, Коэльо и пледом на подоконнике Писать да, собираюсь, на данный момент насилую ворд, но пока еще очень сыро.

[снова марронье]

О, ачтотамачтотам?))
Я не только про Арчи спрашивала.)

[Злобный зеленый еж]

Там Ланда весь такой пафосный и я думаю, кого ему пихнуть. То ли Шошанну, то ли Германа, который связной, то ли обоих.
Эм...тогда, пожалуй, Шошанна, не застреленная Цоллером, которая втайне телячьими глазами смотрела на Ланду и сначала страдала печалькой по поводу морали (онжефошыст!), а потом - по поводу "мы-же-больше-не-увидимся" и всю жизнь пафосно ходила и портила всем настроение. И еще Бриджет, у которой на самом деле Богатый Внутренний Мир и которая была влюблена в Альдо. После войны становится актрисой, даже хорошей, а Альдо там может быть, а может и не быть.

[снова марронье]

Злобный зеленый еж
Не знаю, мне в Богатый Внутренний Мир Бриджет не верится совершенно, от слова совсем. Это как верить в Богатый Внутренний Мир Марлен Дитрих и её Уникальные Актёрские Способности. Фраза "мне нравится курить, пить и бывать в хороших ресторанах" в диалоге с Альдо как бы подтверждает. В принципе, никаких интересов, кроме того, как побаловать себя любимую, у неё нет. Она может оказаться и жуткой дурой, и я не удивлюсь, если Тарантино скажет, да, это так. Бриджет берёт совершенно другим. Несмотря на пустышечность, у неё есть невъебенная сексуальность. А что касается трагедии Бриджет, о которой интересно будет писать фикрайтеру - на мой взгляд, это трагедия человека, который не получил того, чего хотел, поскольку после войны она этого совершенно точно не получит, и окажется в лучшем случае в ситуации "вовремя захомутала кого-то вроде Хикокса". А то, что это трагедия женщины, которая не получила, чего хотела - так вообще усугубляет.

Так же мне не верится, что Шошанна может заморачиваться из-за морали. В этом плане они с Ландой очень схожи: мораль у них отъезжает на задний стопятисотый план. У Шошанны её заслоняют собой какие-то поведенческие секундные порывы, у Ханса Ланды - разум и логика. Мне кажется, там имеет место быть со стороны Шошанны влечение против воли - и не хочу, и хочу, ни разу не любовь. А откуда корни такого влечения - вооружаемся Фрейдом и придумываем стопицот фанонных фактов, связанных с возрастом отца. У Ханса Ланды всё просто: он стареет, ему скучно, вот он и развлекается. По Хансу, я думаю, видно, что он не видит грани, которую переходят его развлечения, когда появляются последствия.)
Что их притягивает в пейринге - они очень похожи. Я вчера подумала, мне как-то на ум невольно пришла теория пассионарности Гумилёва, которой мне трахает мозги преподавательница истории, и на рассуждения о которой я натыкалась, когда искала для эссе нужный кусок Гумилёва по истории России. Ханс и Шошанна типичные пассионарии, яркие личности, которые вспыхивают как пятна на солнце, личности, которые способны вести за собой и совершать активные действия. У Гумилёва пассионарии меняют ход истории, и у Тарантино именно эти двое, по сути, меняют ход истории.
Приведу цитатку с Википедии, там очень наглядно поясняется:
Л. Н. Гумилёвым была предложена и более тонкая классификация по признаку пассионарности, включающую девять её уровней.
Высший — шестой, жертвенный, человек без колебаний готов пожертвовать собственной жизнью. Примерами таких личностей являются Ян Гус, Жанна Д'Арк, протопоп Аввакум, Александр Македонский, аятолла Хомейни.
Несколько ниже лежит пятый уровень — стремление к идеалу победы — человек вполне готов рисковать жизнью ради достижения полного превосходства, но идти на верную смерть неспособен. Это патриарх Никон, Иосиф Сталин и др.
То же самое, но в меньшем масштабе, проявляется на четвёртом уровне — стремление к идеалу успеха. Примеры — Леонардо да Винчи, А. С. Грибоедов, С. Ю. Витте. Это уровни перегрева, акматической фазы (четвёртый уровень — переходный).

Высший - это Шошанна, тем более, что её очень легко и символичненько сравнить с Жанной Д'Арк
Ханс - это четвёртый, либо пятый.

Понимаю, что сейчас написала полную хрень, но это чистое ИМХО.))))

Кстати, вот серьёзно, никому не в обиду - нацист, а не фашист, пожалуйста. Не обращай внимания, это у меня просто сквик не знаю какой давности. Фашисты в Италии.)))

[Злобный зеленый еж]

снова марронье
У Бриджет есть - сексуальность, да - плюс какая-то харизма. Умом она не блещет, да, но она глупа как-то очень по-женски. А Богатый Внутренний Мир у нее может быть вполне. Просто тогда этот мир построен на чувствах и умении их испытывать.

Шошанна-то как раз и может. Другое дело, что, когда у нее есть великая цель, которую она считает благородной - давайте уничтожим всю верхушку Рейха одним махом и положим конец войне! - там она моралофагом быть перестает. Ради общего блага же, цель оправдывает средства и прочее.
А если у нее, пардон, недотрах, любовь или еще там чего к Ланде, который порешил всю дружную семейку и вообще, тут у девы могут начаться баттхерты. А там и стопицот фанонных фактов подоспеют и эти самые баттхерты усилят. Потом, правда, она может напиться и все заверте... Имхо, они похожи не во всем, но в каких-то моментах. Скорее всего, как раз в переломных; у обоих есть и решительность, и умение изящно и безболезненно сходить напролом, и как раз таки умение отмести мораль. Но Ланда ее готов отметать часто и обыденно, а Шошанна - во имя чего-то и с флагом в руках. Чем-то они мне напоминают пару Ретта Батлера и Скарлетт О'Хара.

По классификации - да, соглашусь. Но насчет "изменить ход истории" - Шошанна, опять же, если будет в запале и вдохновении, и опять же воимя благородной цели. Ланда к этому относится спокойнее, приперло - значит, будем менять, а что делать-то.

Да почему хрень-то. Весьма интересная штука. Вообще, копание в психологии персонажей винрарненько увлекает)

Нацист, да, пардон. Не сквик, так реально грамотно называть.

[снова марронье]

У неё банально нелогична любовь к Ланде.
Насчёт Бриджет не знаю. Этот богатый внутренний мир у неё может быть максимум показательным чтением Рильке в возрасте шестнадцати лет. Не более.
И вот спорный аргумент - это Бесславные Ублюдки. У-блюд-ки, и переоценивать их личные качества не стоит. Это персонажи Тарантино, это фильм Тарантино.

[Злобный зеленый еж]

снова марронье
Ну а вдруг у нее там что-то переклинит?

Не стоит. Но герои тоже неоднозначны, и можно предполагать, какими они будут или были, и как покажутся в тех или иных ситуевинах.

[bulldozzerr]

не знаю, чем торкнул меня этот пэйринг в фильме, но я его как-то сразу заприметила и была весьма разочарована, что Квентин его не развил хотя бы на капельку! правда, он мне виделся слегка в другом свете. Стопроцент уверенна, что Ханс узнал Шошанну тогда в ресторане, за штруделем! Он просто наслаждался ее реакцией, ее страхом и ее эмоциями. Он провокатор и энергетический вампир, ему просто необходимо питаться чужими чувствами и эмоциями, такой шанс было трудно упустить... Я иногда больше ценю именно эмоциональною сторону сюжета и ограничилась бы даже чисто "психологическим" изнасилованием Шошанны. Ланда мог даже и не прикасаться к ней, но создать такие условия, что девченка бы почти рехнулась... Мне катастрофически не хватало еще какого-либо острого момента с ними в фильме.... История так небрежно брошена
А пишите вы замечательно, мало встретишь авторов с достойным владением слова