[thebasterds]

Автор: Злобный зеленый еж
Фандом: "Бесславные Ублюдки"
Название: Без названия
Пейринг: Ханс Ланда/Бриджет фон Хаммерсмарк
Рейтинг: R
Дисклаймер: не обладаю, не претендую

Многие любят играть – кто в карты, кто в кино или на сцене, а кто еще как-нибудь. Ханс Ланда играл в жизнь.
Дети играют с куклами, Ханс играл с людьми – и пока что ему это неизменно удавалось на отлично.

Люди, как выяснилось, были совсем не против, стоило лишь найти подход – а он был к каждому свой, и для каждой игрушки у Ханса имелся определенный ключик.
Его жизнь была идеальным временем для игры – быстрая смена событий, действие получалось азартным и захватывающим, ни секунды не оставаясь на месте.
В самом начале ему чаще приходилось принимать чужие правила – это было чем-то должным и обязательным. По мере своих побед Ханс обретал возможность диктовать правила собственные, и это придавало игре совершенно новый вкус.

Ханс выигрывал постоянно – жизнь порой строила ему козни, однако он с невероятным искусством выбирался из них, подкапывал преграды и вновь оказывался на высоте.
Он выиграл высокий пост, перспективы и власть.

Игра обучила многому, сделала его отличным психологом и заставила научиться видеть людей насквозь. Ханс постепенно приобретал те качества, которые требовались для успешного завершения каждой из игр – гибкость, умение обаять собеседника, внушить страх, запутать и обезоружить человека, дав понять, что Хансу о нем известно все – и уметь делать это с безобидной, почти наивной улыбкой на лице.
Острым же умом и вниманием к окружающему миру его наделила природа.

Ранее Ланда удивлялся, почему никто другой из окружающих его не практикует подобной игры. С возрастом он понял, что большинство людей воспринимают жизнь чересчур серьезно. Каждый уверен, что его существование – это нечто особенное. Ханс пока не встречал ни одного, кто, считая так, не обманывал бы самого себя.

Ханс Ланда не был человеконенавистником, напротив – он относился к людям с почти нежной снисходительностью, с иронией творца. Когда он был моложе, это едва не вскружило ему голову настолько, что он стал недооценивать противника. Ему удалось образумить себя, и этот опыт в дальнейшем был его помощником всю жизнь. К тому же, в его характере были не легкие победы, но блестяще продуманные стратегии – их можно было назвать, пожалуй, произведениями искусства. Их Ланда коллекционировал, надежно вклеивая в память, и порой перебирал, вспоминая.

Некоторые из них, однако, не имели со стратегиями ничего общего – но те не менее, доставляли массу удовольствия.

Как почти всякого профессионала, Ханса раздражали люди, которые вступали в игру, но при этом действовали так неумело, что проваливались на первом же препятствии. Взять, к примеру, эту девочку, Шошанну – ту, которая когда-то, по счастливой случайности не словив ни одну из пуль его солдат, сбежала с французской фермы. Ханс мог бы оборвать игру тогда, но он решил дать девчонке шанс. Она его не оправдала, выдала себя с головой, глупая. Ее страх, тогда, в кафе – животный, тошнотворный – рассказал о ней все, лучше, чем сделали бы это все доказательства и расследования Ханса. Как дернулись ее губы, когда Ханс, бросив «Даме – молоко», на долю секунды пристально глянул ей в глаза. Она поняла. Поняла и не сумела сделать хорошую мину при плохой игре. Замок ее легенды оказался выстроенным на песке и развалился в считанные секунды – на Ханса вновь смотрела та перепуганная насмерть девчонка с фермы, спрятавшаяся на время под уверенной холодной маской мадемуазель Мимье.

Совсем иное – не лучшее, иное – впечатление вначале произвела на него Бриджет фон Хаммерсмарк. Эта дама, которую за глаза почти все называли шлюхой – и, пожалуй, были правы, тоже любила играть. Она выбрала для себя профессию актрисы – Ханс не назвал бы ее хорошей или плохой, скорее, пресной, средней. Роли она исполняла старательно – пожалуй, даже слишком, но не умела в них вживаться. Тем не менее, Бриджет, кажется, считала себя весьма талантливой и решила переносить свое искусство на реальную жизнь – в жизни получалось еще хуже, чем на экране, но остановиться Бриджет не могла, а может, не хотела. Встретившись с ней в общей компании, Ханс испытал раздражение со смесью легкого отвращения и жалости. Бриджет же, кажется, напротив, он понравился. Ханс побрезговал бы ею, останься он тогда трезв, но расслабился и пропустил границу между еще рассудком и уже инстинктами, ему было скучно, а эта женщина показалась пусть и легкой, но вполне подходящей игрушкой. Бриджет заливисто смеялась, потягивала из бокала вино и медленно курила – должно быть, считала, что это придает ей изящества. Ханс замечал, как смотрели на нее другие офицеры, и понимал, что они полностью разделяют его мнение о ней.
Играем? Играем.
Бриджет стонала громко, изгибалась под ним, от нее пряно пахло вином и какими-то духами – Хансу они казались отвратительными – закатывала глаза и царапала ему спину. Все ее действия отдавали той же дешевой шлюховатостью, что и обычное поведение, здесь она лишь получила возможность раскрыть себя.
На следующий день Ханс понял, что предпочел бы записать все, что произошло, в «давно и неправда» и отправить в самый дальний уголок собственной памяти. Воспоминания неизбежно вызывали ощущение почти физической дурноты. Игра с Бриджет – даже не игра, так, непонятно что – оставила после себя неприятный, пусть и быстро исчезнувший осадок.

Через некоторое время судьба вновь завела его в то кафе – там произошла знатная резня, и Хансу пришлось разбираться в причинах.
Когда он находит аккуратную модную туфельку под одним из столов, он почти уже знает.
Когда находит небрежно исписанную салфетку – знает уже окончательно.
Бриджет фон Хаммерсмарк оказалась лучшей актрисой, чем он думал, что ж, похвально, думает он, никто и не заподозрил, точнее, не заподозрил бы ничего. Ханс просто вынужден принять вызов и свести игру к финальному счету.

В темной комнате кинотеатра он смотрит на Бриджет, не отрываясь, с его губ до последнего момента не сходит почти доброжелательная улыбка. Он предоставляет ей возможность все понять самой, проследить свою ошибку от начала до конца. На лице у нее такое выражение… очень знакомое, память моментально подбрасывает Хансу картинку из прошлого – испуганная миловидная блондинка напротив него – только здесь страх Бриджет ощущается еще более явственно, более остро. Она, однако, еще на что-то надеется. Даже сейчас пытается сыграть.
-Что будет теперь, полковник?
Она не оставляет Хансу выбора. Он хватает ее за горло – быстро, она даже понять не успевает ничего; она вырывается, царапает ему лицо и пытается разжать переплетение пальцев на собственной шее, ее волосы, залитые лаком в изящной прическе, рассыпаются, падая на багровое лицо, выражающее всю гамму чувств и эмоций предсмертной агонии. Ею уже движут только инстинкт самосохранения, слабеющий с каждой секундой, и животный ужас в широко распахнутых глазах. Бриджет фон Хаммерсмарк раскрывается перед Хансом настоящей, впервые в жизни она перестает играть, и естественность агонии ей вполне к лицу. Естественность – цена ее жизни, которую Ханс сейчас выжимает из ее горла вместе со сдавленным кашлем и струйкой крови в уголке рта. Он чувствует неизъяснимое удовольствие, сдавливая ее шею, и, когда Бриджет перестает вырываться, глаза ее закатываются, а руки безвольно падают вдоль тела, Ханс ощущает головокружительное чувство блестящего выигрыша. Игра с Бриджет не окончилась тогда, в тесной парижской квартире, она продолжала идти, и некоторое время ее вела сама Бриджет.
Пожалуй, это была единственная стоящая роль, выпавшая на ее долю.
Плохие актеры умеют эффектно умирать.